Вот дерьмо.

Я нахмурила брови, пытаясь найти нужные слова. — Зачем тебе это делать? Я не хочу ничего у тебя забирать. Если бы ты мог просто заставить Норта позволить мне найти работу, я смогла бы сама о себе позаботиться.

Рука, которой он все еще обхватывает одну из моих рук, напрягается. — Скажи мне, что ты воспользуешься ей, если понадобится.

Я закатываю глаза от того, что он игнорирует меня. — Хорошо.

Я вырываю руку из его хватки и делаю еще один шаг к двери, но он явно не намерен меня отпускать. Грифон снова хватает меня, крутясь, пока не прижимает меня к двери своим телом. Из моего горла вырывается вздох, и он наклоняется ко мне, его глаза все еще горят от эмоций, шепча: — Скажи это серьезно. Нет ничего хуже лжецов.

Я сглатываю и задыхаюсь: — Я воспользуюсь ей, если понадобится, но мне все еще хочется работать самой.

Он поднимает одну из своих рук, чтобы провести по моему лицу. — Норт никогда не рискнет потерять тебя снова. Я не думаю, что он когда-нибудь позволит тебе найти работу, но если ты попросишь его напрямую, я буду на твоей стороне.

Я не могу дышать, когда он так близко ко мне, когда твердые линии его груди прижимаются ко мне, и он не отстраняется от меня, а просто прижимает меня к двери. Жужжание его телефона в кармане между нами разрушает чары, и он ругается себе под нос, отходя от меня.

— Собирай свое дерьмо, я отвезу тебя в столовую.

Без лишних слов он выходит из комнаты и стоит у двери, пока я не закрываю ее. В коридоре полно девушек, все они смотрят на него, как на кусок мяса, но он не обращает на них внимания. Грифон идет достаточно медленно, чтобы я могла поддерживать темп без бега, и это не то, что я бы сделала сегодня, учитывая, как меня чертовски раздуло, и тогда ко мне приходит осознание, что он знает это и подстраивается под меня.

Я не знаю, что делать с таким вниманием.

В этот раз я так же неловко сажусь в его машину, как и в первый раз. Я отправляю Гейбу сообщение о том, где нахожусь, а затем засовываю телефон обратно в сумку. Грифон не говорит ни слова, и трехминутная поездка в машине проходит в молчании.

Когда мы подъезжаем к столовой, я прочищаю горло. — Я очень ценю…

— Ты собираешься снова попытаться сбежать? — прерывает он меня, его глаза сканируют кампус, словно он ожидает, что меня выхватят с обочины средь бела дня.

Я хмурюсь и потираю затылок, маленький бугорок GPS-чипа все еще легко найти. Он все еще болит, и я надавливаю на него, чтобы почувствовать жжение. — Нет.

Глаза Грифона опускаются на мое ерзанье, и он говорит: — Ты бы убежала, если бы мы не могли тебя отследить?

Он чувствует запах моей лжи, поэтому я говорю правду. — Мне пришлось бы бежать. Так будет лучше.

Он медленно кивает. — Ты можешь рассказать мне, знаешь. Это может многое изменить для тебя здесь.

Я пожимаю плечами. — Мы оба знаем, что не изменит. Твой лучший друг уже сказал мне, что у него нет достаточно веского оправдания, чтобы принять его. Я здесь в ловушке, и из-за этого случится плохое дерьмо. Я делаю все возможное, чтобы остановить это, но… это, вероятно, все равно произойдет.

Его пальцы барабанят по рулю. — Проблема в том, что я знаю, что ты в это веришь. Я также знаю, что что бы это ни было, ты должна была прийти к нам, а не убегать. Ты должна была довериться нам.

Я смеюсь над ним, мрачно и чертовски отчаянно. — Да? Мне было четырнадцать. Ты знаешь, что мои родители умерли прямо перед тем, как меня протестировали? Ты знаешь, что я потеряла все и… это случилось? Я только узнала, что у меня будут Связные и все будет хорошо. Я потеряла их, понимаешь? Я потеряла все.

Руки Грифона сжались так сильно, что кожа на руле скрипнула. — Тебе нужны были твои Связные? Тогда?

Я смаргиваю слезы, которые всегда наворачиваются, когда я думаю о том времени. — Больше всего на свете я хотела именно этого.

Он кивает. — А сейчас? Хочешь ли ты получить своих Связных сейчас?

Я тянусь к ручке на двери, чтобы сбежать. Мне нужно убраться из этой машины, пока он не выудил из меня еще одну правду, единственную правду, которая гложет меня каждый раз, когда я оказываюсь в ловушке с одним из них.

— Оли, ответь мне. Тебе нужны твои Связные или нет? — рычит он, нажимая на кнопку блокировки, чтобы не дать мне выйти.

Я оглядываюсь на него, злясь за то, что он так со мной поступает. — Нет смысла отвечать. Я не могу иметь Связных. Вы все ненавидите меня, и я знаю, что это слишком опасно, чтобы пытаться. Мне лучше быть одной.

Я выхожу, но слышу его слова прежде, чем дверь захлопывается за мной. — Это может быть твоей правдой, но не моей.

Мне нужно держаться от них подальше.

Глава 20

Гейб спрашивает, почему Грифон вез меня в кампус, но я легко отмахиваюсь от него, все еще злясь, что он приложил руку к тому, чтобы я попала на ужин совета с Нортом. Однако он не замечает, как я злюсь, и просто идет за мной тенью, как обычно.

Только когда мы сидим с Сейдж и Сойером за обедом в столовой, он слышит сводку того, что произошло на самом деле, и понимает, насколько я зла на него за это.

— Я узнал об обеде одновременно с тобой! Как, черт возьми, я могу быть виноват в том, что ты дерьмово провела время? Если общения с девушками, которых трахали твои Связные достаточно, чтобы испортить тебе день, то у меня для тебя плохие новости.

Я бью его по ребрам, но он не замечает, потому что состоит из мышц. — Ты подтолкнул меня к его людям и бросил на произвол судьбы! Я чуть не умерла, а потом мне пришлось иметь дело с полным дерьмом, которым являются сплетни моего общежития, потому что Норт не остановился ради меня у чертовой аптеки.

Сейдж поморщилась. — Я тоже слышала эти слухи. Естественно, я им не поверила, и сказала Грейси, что если она разболтает об этом, то я расскажу ее маме о том, как она увивается за чужими Связными.

Гейб хмурится на нее и смотрит между нами. — Какие слухи? Я ничего не слышал.

Сойер насмехается над ним и, наконец, поднимает глаза от своего телефона. — Конечно, не слышал, они говорят дерьмо о Связной, с которой ты только что заключил перемирие. Думаешь, Зоуи и ее маленькая толпа сучек-бимбо сказали бы тебе в лицо, что обвиняют ее в самостоятельном аборте?

Я чувствую, как ослабевает его контроль над своим даром, и не нужно быть гением, чтобы понять, что он не лжет о том, что понятия не имел о слухах. Я не отрываю глаз от еды, потому что мне не нужны его бредни о белом рыцаре.

— Вот почему Грифон привез тебя сюда. Он слышал…

Я прервала его: — Да, и я убеждала его, что это неправда…

— Ну, конечно же, это неправда! Кто это сказал? Кто из друзей Зои? Я убью…

— Ты не будешь никого убивать…

Сойер вклинился: — Вам двоим лучше не начинать трахаться на столе здесь, в столовой, потому что мне все это кажется очень агрессивной прелюдией, и, честно говоря, я просто хочу спокойно съесть свою пиццу.

Я бросаю на него взгляд, но почти сразу же мне приходится переключить внимание на Гейба, который вот-вот перевернет стол из-за этого. Я думаю, что это слишком близко к тому, что произошло после исчезновения его Связной, и теперь он жаждет крови.

— Просто забудь об этом. Мне, честно говоря, плевать на то, что обо мне думают какие-то мелочные, ревнивые девчонки. До тех пор, пока это не принесет мне неприятностей с Дрейвенами, мне все равно.

Сейдж снова морщится, в основном потому, что и Норт, и Нокс пугают ее, а я бросаю на нее взгляд полный благодарности. Я рада, что она здесь, слушает мое нытье и не осуждает меня за то, что я сварливая блядь.

Гейб запихивает в рот последнюю курицу-гриль со своей тарелки, навевающей печаль и говорит: — Грифон прояснит это с Нортом. Нокс может еще поднять этот вопрос, потому что он… такой.

Я запихиваю сумку на спину и встаю, готовая покончить с этим днем. — Это хороший способ сказать, что он полный мудак, который будет обсуждать это за обеденным столом следующие пятьдесят гребаных лет.